Она снова ему улыбнулась, склонила голову набок и прищурилась. Ее глаза и улыбка излучали мягкий свет нежного тепла. Когда Она протянула к нему руку, он подставил свою щеку и зажмурив глаза, как кот на солнышке, наслаждался Ее прикосновениями. Прикосновения становились все легче и легче и, когда он открыл глаза, Ее образ таял, теряя свою четкость. Нет! Нет! Он попытался схватить ее руками, но Она только грустно опустила пушистые ресницы и исчезла. Нет! Нет! Вернись!!!! Нет!
А всё просто – завтра не будет. Всё само собой становится по местам, если верить в то, что завтра уже наступило. Так проще, так правильнее для «здесь» и «сейчас». Всё решается здесь и сейчас, а не в несуществующем абстрактном «завтра». Я стою к тебе спиной, я не вижу тебя, а значит, я спокойнее. Прошу – отвернись и ты, пусть исчезнет грызущее ощущение, что ты собираешься выстрелить мне в затылок. Так будет легче и тебе. Теперь мы можем говорить на одном языке. Каком? Пусть будет птичий, если угодно. Только позволь мне начать. Позволь. Я всё же меньше, тише, младше, ты меня запросто заглушишь. Я сфальшивлю. Ты поймёшь. Диалога не получится. Мы оба вспомним о том, что завтра придумано не нами, что есть города, дороги и обстоятельства. Что стрелки часов – самое жестокое, что изобрело человечество за всю историю своего существования…
Полтора года я летаю в виртуальности, как в космосе , встречая и яркие звёзды на своём пути и новые удивительные планеты, а иногда и космический мусор... Я уже хотела вернуться на Землю, если бы вдруг совершенно случайно не встретила ярчайшую новую планету. Я назвала её Алмаз. Она затмила самую любимую звезду в моей коллекции. Свой космический полёт я готова продолжать до бесконечности, уже не хочу возвращаться, и если бы силы притяжения совпали, то с величайшим удовольствием кружила бы только около неё, довольствуясь и силой, и светом, и подходящей атмосферой... Я представляю себя в кресле звездолёта, надеваю наушники с моей полюбившейся недавно композицией Ранди Кроуфорд "АЛМАЗ" и представляю, что отправляю свои позывные на эту планету...
solokha: Ацтеки верили, что нашему миру предшествовали ещё четыре - четыре солнца. Каждое было связано со стихией: с землёй, ветром, огнём или водой. Причём символ солнца становился и его разрушителем. Солнце ветров, например, сдуло ураганами, а водное Солнце погибло при Великом Потопе
Чьи-то стихи: Пусть листва на деревьях получит изрядную взбучку,
Забывая любовь, словно пачку соленых орешков
Поцелуи навскидку на самом вечернем сеансе,
Миниатюры | Просмотров:261 | Author:Вильмс Дмитрий Великий И Ужасный | Добавил:admin | Дата:28.12.2012 | Комментарии (0)
Представь... Я сижу на стуле... ты стоишь на коленях передо мной и твоё лицо находится всего лишь в нескольких сантиметрах от меня... предвкушая желанный миг наслаждения, ты осторожно подвигаешь меня к себе... я чувствую твоё горячее дыхание... твои губы прикасаются ко мне... от этого удовольствия ты прикрываешь глаза... твои губы нежно ласкают меня...твой язык осторожно касается моих самых сокровенных мест... ты слегка приоткрываешь рот и хочешь нежно и чуть-чуть напористее прикоснуться ко мне... Д-з-з-з... Зазвонил телефон... Ты нехотя отрываешься от меня и уходишь... Отключив телефон, ты вновь врзвращаешься ко мне... Наверное, тебе неудобно стоять на коленях, да?
4.02.06. Сегодня на твой спектакль впустили стариков - по рублю… Ты возмутился, сказал, что в театре не должно быть такого! А я устроила бунт твоему презренью… Народ, которому каждый день, ежечасно внушали, что завтра - будет счастье, и каждый день оказывалось, что оно было – вчера… Знаешь, по определению электриков, человек – это диэлектрический мешок, наполненный костями! Наши старики – это мешки, из которых выжали – всё! Оставив их пустыми, недееспособными и неплатёжеспособными, а посему – никому не нужными, - утилизированными.
Чувствую, как будто бы ты весь истончаешься на моих глазах, превращаясь в крохотного, почти невесомого для воздуха и невидимого для остального мира мотылька…я понимаю это по твоим глазам, все таким же яснонебесным, как много лет назад. Мы смотрим друг на друга, и в эти пронзительные, ослепляющие вспышки времени ты становишься мной, а я – тобой.
Мне нужно докричаться до тебя, чтобы ты, наконец, понял… Правда, убеждена, что ты все прекрасно знаешь и побольше моего.
Именно сейчас ты так близко-близко… Закрываю глаза и натыкаюсь на твои нервно-изогнутые губы.
Вот где ты есть. В темных зернах этого душистого кофе. И в ладонях белых: линиями. Мы такие схожие грубыми драными стрижками, музыкальными компонентами стальных плееров... Этими ночами машины не прячут шин. Клубничен вкус голодной мечты. Ты носишь устало сумку и тело. И в блокноте с потертыми страницами ты запишешь мой выстраданный номер, курлыкнешь горлом и выйдешь на Невском. Я поеду следом, но мимо - мы обе умеем терять. И пустоту, и от нас пахнет одинаково молодостью и малиной. Говорить медленно смотря на огонь. У тебя черные глаза и на вкус как терпкий глинтвейн.
Любовные танцы мраморных гурами, я животом по светлому стеклянному дну. Ты уставшими усами- руками проведешь по скользкому лбу. Позволим себе потемпературить? И я не пойду на работу, ты за компанию забросишь учебу. Возьмем билеты в грустный Питер, по радио сообщили - там на завтра весенняя осень... Ты, конечно будешь сопротивляться. Я возьму на пост душевный шантаж, и опять не будет стыдно. Искусаю кончики пальцев. Встретимся в два ночи на подсвеченном вокзале больные в стельку. У меня грипп, у тебя депрессия. В сидячем вагоне, на двоих один плеер. Склеенными плавничками тремся о шершавость холодных подлокотников. И я в жар, как в опьянение. И ты в меня табачными губами. За стеклом хрупкими векторами на северо-запад...